Проводив бегущего взглядом, он снова упал лицом в кочку, не пытаясь даже повернуться поудобнее. Боль в вывернутой шее сейчас стоила гораздо меньше, чем счастье, испытываемое от полной неподвижности. Прижатая к жухлой траве диафрагма пыталась трепыхаться, но устал он слишком сильно, чтобы заботиться ещё и о ней. Надо было, наверное, посмотреть вокруг, и если «москвичи» начали окапываться, то стоило заняться тем же самым… Ох… Мысль о том, что окоп в чистом поле – глупость, выглядела слишком соблазнительно, чтобы отбрасывать её сразу, и некоторое время Николай любовался тем, как она переливается и блестит. Потом он всё же приподнял голову и огляделся.
Первым, что ему удалось заметить, была удивительная сцена в трёх метрах впереди: «Гиви» нежно прочищет снайперу Сергею глаз косметической салфеткой. Челюсть у привыкшего, кажется, уже ко всему Николая на секунду отвисла на ноющих мышцах и тут же подобралась назад.
– Лучше? – тихо произнес старший «москвич», и снайпер, промаргиваясь, кивнул. Уф… Ну да, конечно. Если чистых носовых платков нет, а руки по локоть в сантиметровой корке пыли и грязи, можно вылизать соринку и языком, но раз москвичи такие запасливые, то ничего лучше здесь и не придумать. Песчинка или мелкая мошка в глазу, да ещё у снайпера, в таком положении, как у них, стоит очень дорого.
«Гиви» заметил взгляд Николая и улыбнулся. Все вокруг были заняты: смотрели назад – если это были спецназовцы, или вперёд, как упали, если это его студенты. Оттуда, спереди, нарастал топот. Рельеф с той стороны чуть понижался, и сначала показался только столб пыли, и уже потом появились бегущие к ним люди – свои, славяне, в камуфляже и с оружием. Лежащий сбоку Второй Шура буквально всхлипнул. Глаза у бегущих были вытаращены, лица превратились в серые маски, изборождённые дорожками текущего пота, выглядящими почти как индейские татуировки. Их много. Гремя снаряжением, прибежавшие упали вокруг и тут же начали сложное передвижение по-пластунски, одновременно расползаясь в разные стороны. Кто-то из «москвичей» – наверняка сам «Гиви» – отдавал распоряжения короткими резкими фразами, но смысла их Николай просто не понял. Потом он увидел то, что прибежавшие принесли с собой и теперь пристраивали по одним им понятным принципам, направляя в сторону уже скрытого в низине села. Вид по крайней мере двух пулемётов, водруженных на шкафоподобных мужиков в чуть более тёмном, чем у самих спецназовцев, камуфляже вызвал у недоаттестованного лейтенанта запаса медслужбы ВМС что-то похожее на психический оргазм. Судя по тем лицам, которые он увидел вокруг, его ощущения разделяли все без исключения, и воздух начал буквально искриться от счастья.
– Морпехи? – спросил Николай быстро проползающего мимо парня помоложе других, и когда тот на ходу сделал утвердительный жест бровями (оказывается, такое тоже бывает), пополз за ним, выталкивая перед собой автомат.
Добравшись за минуту или полторы до какой-то понятной ему точки в пределах проборождённой водой десятисантиметровой канавки у противоположного края грунтовой дороги, по которой они прибежали, морской пехотинец, облизывая губы и не переставая тяжело дышать, начал расчищать перед собой пространство, короткими движениями кистей отбрасывая в стороны мелкие камешки и веточки. Ползущий Николай отстал от него всё же не намного и начал делать то же самое, устроившись рядом. Судя по всему, моряк принял его, грязного и вонючего, в насквозь пропотевшем камуфляже, за одного из спецназовцев. Устроив свой автомат поудобнее, он сунул Николаю руку:
– Ларик.
– Колян.
Тот кивнул, имя его устроило, а ругаться на слишком близко, вопреки правилам, расположившегося бойца он не стал – по возрасту Николай вполне тянул как минимум на лейтенанта. На самом морпехе знаков различия не было, но он Николаю показался всё же не офицером. «Ларик». Странное имя или даже прозвище для парня, обычно так зовут девушек лет до двадцати. Впрочем, в австралийских диалектизмах встречается слово «ларрикин», то есть молодой хулиган. Физиономически это подходило, так что надо будет потом спросить.
– На двести метров! – передали сбоку не слишком громкими, но отчётливыми словами, отправленными по изломанной цепи лежащих.
– На двести метров! – так же приглушённо и разборчиво передал влево Ларик. Оказывается, слева от них еще кто-то был.
Николай вытянул голову вперёд и чуть не застонал. С той стороны, где оставалось село, к ним такой же цепью, по самой дороге, а также слева и справа от неё в несколько рядов бежали люди. Человек по крайней мере сорок – и бежали умело, явно в хорошем темпе. Сжав зубы, Николай попробовал выставить прицельную планку на те же указанные двести метров – но она, как оказалось, заросла грязью. Ладно, плевать.
Ларик обернулся и подмигнул. Лицо у него неожиданно оказалось наполненным эмоциями, и по крайней мере внешне главенствовала среди них чуть ли не радость.
– Сейчас мы их, а?
Он отвернулся к своему автомату, даже не дожидаясь ответа, и Николай вжался в землю и закрыл глаза, чтобы не давить на собственные нервы открывшейся картиной. Что
будет дальше, он просто не представлял. Но с закрытыми глазами неожиданно оказалось ещё хуже, и после нескольких попыток выбрать то, что меньше всего действовало на психику, он просто перестал фокусировать взгляд на бегущих, тупо дожидаясь команды. Двести метров – слишком много для того, чтобы уложить всех бегущих к ним сразу – да это, наверное, было невозможно в любом случае. Думать, почему «Гиви» и командир морских пехотинцев выбрали именно эту дистанцию, он не смог – просто потому, что ни одна формулировка не задерживалась в голове дольше, чем на секунду, и поэтому просто ждал.